«Мама дала мне буханку хлеба, и я просто сидела на кране»
Мама моя работала крановщицей в Советском Союзе, тогда эта профессия была популярна среди женщин. Мужчина на кране в то время — это как если бы сейчас мужчина ногти делал. И среди маминых подружек было очень много крановщиц.
Мне было лет пять, когда мама взяла меня с собой на смену: не с кем было оставить. Дала мне буханку хлеба, и я просто сидела. Мама поднимала большую плиту на перекрытие, а я говорю: «Вот бы на ней покататься». У меня не было страха— если мама работает, значит, все нормально.
Приходишь на строительный объект, и вот эта реакция: идет женщина, крановщица… Без тебя на стройке ничего не начинается. Все тебя ждут, как манну небесную.
Когда Советский Союз распался, работы не стало, и мама работала, где придется. В начале 2000-х стали набирать крановщиков на строительство стадиона «Донбасс Арена». Тогда в Донецке был бум: строили дома, стадионы, и мама вернулась в профессию. А там уже и я подтянулась.
За любое построенное здание меня берет гордость. Помню, с мамой иду маленькая, и она показывает: «Вот эти дома я строила». Неважно, что ты строишь — ты понимаешь, что здесь осталась частичка тебя. Я в основном строила жилые дома, административное здание и больницу в Донецке. В Норвегии строила огромную рыбную фабрику.
«В 18 лет отсутствует инстинкт самосохранения»
Учиться на кран я начала в 17 лет, это были трехмесячные курсы. В 18 меня взяли в фирму, где были советские краны 1980-х годов. Один раз женщина, которая меня стажировала, заболела, и я осталась одна в кабине. Наверное, когда ты молодой, у тебя нет страха. Тебе сказали делать — и ты делаешь, несмотря на то, что кран старый. Сейчас я бы уже, возможно, побоялась. А в 18 лет отсутствует инстинкт самосохранения.
Потом мама помогла мне устроиться в фирму, где были современные краны, напичканные всем, чем можно. Это был, наверное, лучший период в моей трудовой деятельности. Компьютеры, полная техника безопасности — все на высшем уровне. Сидишь, как в офисе.
Новые краны компьютеризированы. Компьютер показывает вылет стрелы, радиус поворота, сколько метров в секунду ветер, какой груз, сколько он весит. Компьютер не даст крану поднять больше, чем он может, чтобы не перевернуться. Если происходит перегруз, новый кран пищит на всю стройку и просто не поднимает.
Старенькие советские краны хороши тем, что в них есть печки — такие, что на них можно колбасу пожарить. А в европейских кранах печка не предусмотрена. В них стоит кондиционер, который может чуть-чуть дуть теплом. Поэтому если холодно, мы просто поднимаем с собой дополнительную печь.
Но летом еще сложнее: железная кабина нагревается, никуда не спрятаться от солнца. Иногда я работала в купальнике или обматывалась мокрой простыней, чтобы в обморок от жары не упасть. Конечно, приходилось прятаться от мужчин.
Когда дом растет и находится уже рядом с кабиной, а кран еще не нарастили, то все видно. Еще и бинокли берут! Это недостаток работы на стройке: мужчины все разные, начальники тоже, и бывали конфликты именно из-за того, что я женского пола. Например, начальник участка отказывался подписывать мне отработанные часы, пока я не схожу с ним в кафе. Дошло до скандала, меня перевели на другой объект.
Как устроен подъемный кран
Внутри башни есть лестница, крановщик поднимается по ней без страховки. Мы все привыкшие. Это хорошо развивает плечевой пояс: у нас у всех очень накачанные руки и плечи. Подняться на кран высотой 50 метров занимает минуты три. В некоторых кранах установлены лифты — это большая редкость. Я видела такой один раз.
Опасно, когда идет снег с дождем или конструкция леденеет и становится скользко. Но я не знаю ни одного случая, чтобы крановщик сорвался, пока лез или спускался. Если сильный ветер, кабину очень шатает. На новых кранах установлен флюгер, то есть кран всегда будет крутиться за ветром. А если кран будет стоять против ветра, и он не забетонирован и не пристегнут, он просто упадет.
Страховкой никто не пользуется, норвежцы тоже. Пристегиваться — больше времени займет. Да и неудобно: ползешь с карабином, на тебе рюкзак, каска, перчатки строительные.
Высота крана зависит от здания, которое строишь. Кран без пристежки к зданию не может быть выше 45 метров. Бывают краны 100 метров и выше. Кран не устанавливают сразу высоким: он растет вместе со зданием. Самый мой высокий кран был около 90 метров.
Крановщик должен знать правила строповки груза: если неопытный стропальщик цепляет груз неправильно, то моя ответственность ему об этом сказать. Однажды я работала и знала, что у меня поврежден канат. Я попросила разделить пачку арматуры напополам: знала, что не смогу тянуть такой большой вес. На что мне сказали: «Ничего мы делить не будем, поднимай так». И ты уже сам решаешь, будешь ли это делать или откажешься и переругаешься со всей стройкой и будешь врагом народа.
Я поднимала на свой страх и риск. Когда спустилась, мне дали сникерс. В тот момент я поняла, что моя жизнь стоит сникерс. На стройке часто возникают опасные ситуации, когда решение должен принимать крановщик: сильный ветер, неисправности крана, канатов, неправильно застроплен груз. Навык сказать твердое «нет» вырабатывается годами. Очень часто крановщики нарушают технику безопасности, потому что не могут отказать.
Если смена короткая, восемь часов, то идешь наверх налегке. Если 12-часовая или просто лень спускаться на обед, то берешь с собой рюкзак и все, что надо. Иногда мне ребята цепляли пятилитровую бутылку воды на крюк внизу. Я поднимала эту баклажку воды, подтягивала к себе и снимала. Туалета на кране не предусмотрено. Если нужно по-большому, надо спускаться. По-маленькому — в бутылку, что еще делать. И потом тягаешь все с собой вниз.
В свободное время крановщики наверху спят. Эта профессия научила меня спать в любом месте, в любой позе. Раньше я спускалась с ребятами пообщаться, когда скучно совсем. Когда появилась семья, я отдыхала на кране одна — такая медитация.
«Война не заканчивается за неделю или месяц»
В Донецке я проработала крановщицей несколько лет. Когда [в 2014-м году] начались боевые действия, я с мужем и сыном, которому еще двух лет не было, выехала в Кривой Рог. Потом в Мариуполь, Краматорск, снова Кривой Рог. За восемь лет мы переезжали пять раз из-за работы мужа: он работал в продажах, и мы ехали туда, где платили деньги.
Последний наш город в Украине был Чернигов. Там я опять начала работать на кране. Просто шла по городу, смотрела, где краны стоят — и шла прямо на кран. Оставляла свои контакты, говорила, что у меня опыт есть.
27 февраля 2022 я была дома, делала зарядку у окна. Муж и сын были в коридоре, а я почему-то халатно к этому относилась — не верила, что может что-то такое произойти. И во двор прилетела ракета. В квартире, которую мы снимали, выбило окна, дверь, плитка посыпалась. То, что я осталась жива — большое чудо.
Неделю мы жили у знакомых в подвале: город просто ходил ходуном. Нашу машину разорвало, выезжать было не над чем. Я сказала мужу: «Если ты ничего не сделаешь, я беру ребенка, и мы идем пешком». Тогда многие люди уходили из города пешком. Муж порешал вопросы с машиной, мы покидали в нее все, что можно было еще спасти, и выехали в западную часть Украины.
Я уже пережила войну раньше, знала, что это не заканчивается за неделю или месяц. Было страшно за жизнь ребенка. Я сказала: «Лучше я буду бомжом в чужой стране, чем в своей».
Муж меня не отпускал, но я каждый день говорила, что мне с ребенком нужно выехать. Мне было все равно, куда. В апреле 2022 года я взяла чемодан, ребенка, села на автобус, приехала в Польшу и оттуда улетела в Норвегию. Там живет моя знакомая девочка из Донецка, она переехала восемь лет назад, вышла замуж и теперь работает с беженцами.
Муж остался в Украине, сказал: «Я всю жизнь зарабатывал свою должность. А в Норвегии я буду никто». Я его понимаю как мужчину. Ему был важен статус: он был директором торговой фирмы в трех областях, его называли по имени-отчеству. Но он потерял семью. Мы развелись примерно через полтора года, дистанционно.
Эмиграция
Я думала, что Норвегия — это белые медведи и лед везде. Был страх выбраться из своей ракушки. Я до этого была только в Египте, английского почти не знаю. Но жизненные ситуации заставляют нас меняться. И чем быстрее человек это сделает, тем лучше для него. В Норвегии все беженцы проходят через языковую десятимесячную программу, мы тоже учили язык.
Мы с сыном оказались в норвежском селе Ардал с населением 300 человек. В первое время нас расселили в отеле, а потом в отдельной квартире. В Донецке я привыкла: машины, движ, магазины. А там автобус ходит раз в три часа!
Живешь в горах, где одни овцы. Соседи где-то через километр. Зато я не слышала никаких бомб, взрывов. Я особо не задумывалась, что дальше будет, просто была благодарна, что мы в безопасности и мой ребенок просыпается не от самолетов.
Первая моя работа в Норвегии была на фруктах — я паковала черешню. Было тяжело. И вдруг, внезапно, в моем селе вырастают два башенных крана. Начинают строить фабрику!
Потом я увидела в новостях женщину, норвежку, которая работает на кране. Я нашла ее в Инстаграм и спросила, где обучиться на крановщицу в Норвегии. Она мне написала, куда ехать. Я поехала, объяснила, что я крановщик, спросила, могу ли я у них учиться? «Конечно, без проблем. Обучение стоит 5 тысяч долларов». Тогда я связалась с Норвежским управлением труда и социального обеспечения (NAV) и попросила у них денег на оплату обучения. Говорю: я могу быть полезна в Норвегии, у меня есть опыт, у меня есть язык, в моем селе стоят уже краны.
Мне отказывали много раз. Я устала биться. И в один момент, когда у меня уже такая злость была, они мне написали: «Мы готовы вам оплатить курсы». Мне покрыли не только стоимость курсов, но и жилье: занятия были в полутора часах езды от моего поселка. Курсы длились три недели. Учитель, когда увидел, как я работаю, позвонил директору стройки и говорит: «Тут есть женщина, такая молодец». И в августе 2023 года я получила работу.
В среднем крановщик в Норвегии зарабатывает от 4 тысяч долларов в месяц. Зависит от того, работает ли человек сверхурочно: оплата идет почасовая. Я одна содержала себя и ребенка. В ноябре 2023 купила машину, джипик небольшой. И потом мы с сыном съездили в отпуск в Испанию. Я прошла такой путь совершенно одна, и я справилась.
Но деньги просто так не платят. Сколько слез было на том кране пролито! Тяжело, когда язык не понимаешь, и по 12 часов смены, и ребенка своего не видишь. Это был самый сложный объект в моей жизни: очень много техники, пять башенных кранов, и они друг с другом пересекались. Надо смотреть и назад, и вперед, чтобы не повредить троса какому-то крану или не задеть стрелой.
Через год меня, к сожалению, сократили. Как и в Украине, когда человек теряет работу не по своей вине, в Норвегии можно получать пособие по безработице. Я сказала своему директору, что очень-очень благодарна за этот год. Я не переживаю, что потеряла работу: у меня есть жизнь, все еще будет.
О норвежском муже
Фруде впервые меня увидел в магазине. Мы выезжали в его село скупляться: оно рядом с нашим, но чуть-чуть больше. А потом норвежское телевидение сделало про меня сюжет: женщина на кране, еще и беженец. Так Фруде увидел, как меня зовут, сколько мне лет, и нашел меня в Фейсбуке.
В один прекрасный день Фруде пишет: «Ты любишь шоколад?». Он специально заказал наш Рошеновский шоколад и приехал ко мне познакомиться.
Мы тогда минут 15 пообщались, и мне он понравился. Потом он написал еще: спросил, можно ли приехать пообщаться. Я тогда работала сверхурочно и была выжата как лимон. Думала, что он хочет просто галочку поставить типа «я был с украинкой». Я слышала много таких случаев.
Но так интересно получилось, что одна моя знакомая девочка, тоже украинка, была замужем за его сыном. И она рассказала, что Фруде говорил им, что я ему давно нравлюсь. И до меня доходит: если он рассказал обо мне сыну и невестке — значит, серьезно настроен. Я ему пишу: «Можешь приехать». Через полчаса он был уже у меня. Он тогда сказал: «Я тебя люблю и хочу быть с тобой». У меня, конечно, был шок: как можно незнакомому человеку такое заявлять?
Но потом оказалось, что нам очень легко вместе, несмотря на разный менталитет и разные языки. Он тоже прошел в своей жизни много через что, и мы ценим доброту, внимание, уважение. Через месяц после знакомства Фруде сделал мне предложение. Мы поженились 10 августа 2024 года.
«Что у меня было после войны? Ладошка моего ребенка»
Я никогда не общаюсь насчет политики, потому что ничего не могу изменить. Я одно могу сказать: война — это страшно для всех. Мы все люди, все хотим жить. Я не смотрю новости: я и так в жизни плохого насмотрелась. Когда родственники, в том числе мама, начинают меня цеплять или доказывать свою точку зрения, я не спорю.
Что в моей власти было? Поднять жопу и вывезти ребенка. А глобально повлиять на то, что происходит, я не могу. И зачем тратить на это свои нервы?
Некоторые люди говорят: «Нельзя слушать русскую музыку». Ну здрасте. А при чем тут музыка? Я говорю на русском, это мой родной язык, в Донецке все говорили на русском. Что мне теперь сделать? Нужно мыслить глобальней и быть людьми. Мама сейчас в России, ей так удобно. Я в Норвегии — ну и все. Мы семья, нельзя ломать своими убеждениями самое ценное, что есть.
Сейчас я работаю два дня в неделю в салоне красоты: еще в Украине окончила курсы мастера перманентного макияжа. Но в Норвегии это не так популярно, в этой области очень мало платят.
Мне хотелось бы вернуться в профессию крановщицы, я очень люблю свое чувство там — когда я нужна, когда я часть большого механизма. Но ждать крана можно несколько лет, поэтому мы с мужем приняли решение, что мне лучше переучиться.
В августе иду учиться администрированию. Я люблю командовать, я человек структурированный, строгий и к себе, и к другим. Раньше мне казалось, что я старая, куда мне идти учиться. Но Фруде старше меня на 15 лет, я смотрю на него — он такую полную жизнь живет! И я понимаю, что я вообще молодуха.
Даниил окончил 7-й класс, учится на норвежском языке. У него много друзей и девушка-норвежка. В августе он идет на тренировки по трейлу, сам попросился. Это вид спорта, где на мини мотоциклах ездят по природному рельефу. В эту пятницу мы летим в Париж в Disneyland — эту поездку организовываем специально для Даниила.
Мое сердце радуется, когда я смотрю на детство сына. Когда мы приехали в Норвегию, он боялся пролетающих самолетов. Но время лечит. У него нет отца рядом, но есть прекрасный отчим, который любит его. Своя комната, айфон, планшет, компьютер, одежда. Но главное, что он приходит домой, где чувствует себя защищенным, где есть смех и радость.
Если бы три года назад, когда я в подвале сидела, мне сказали: «Катя, ты будешь в Норвегии замужем за норвежцем», я бы никогда в это не поверила. Ведь что у меня было после войны? Ладошка моего ребенка. Но если человек верит в свою мечту и не сдается, может произойти все, что угодно. А у меня мечта обычная: быть любимой и любить.
